Президент Объединенной судостроительной корпорации Алексей Рахманов в интервью RNS рассказал о перспективных проектах корпорации, поделился мнением о возможных сроках приватизации ОСК и шагах по повышению рентабельности.

— С момента вашего назначения главой ОСК основная цель компании — повышение прибыльности. С какими финансовыми показателями компания может закончить этот год?

— На этот год пока прогнозов делать не буду. 2014–2015 годы для нас стали рекордными с точки зрения прибыльности. В 2015 году мы, наверное, получили прибыль максимально возможную в тех параметрах ценообразования, которые существуют в Минобороны на сегодняшний день. Большая часть доходов была получена за счет внереализационных доходов и курсовой разницы. Такого финансового результата в 2016 году у нас, скорее всего, не будет и в связи с тем, что появилась определенная стабильность в курсах национальной валюты, и исходя из того, что у нас будет меньшее число закрываемых внешнеторговых контрактов по военно-техническому сотрудничеству по сравнению с 2015 годом.

Но при этом мы ставим перед собой главную задачу — это повышение именно операционной прибыли. Чистая прибыль — вещь хорошая: это и дивиденды для акционера, и возможность финансировать программу развития и закрывать убытки прошлых лет, но нас в первую очередь волнует задача получения операционной прибыли. Здесь пока не все так просто и легко, но мы понимаем, в каком направлении двигаться.

Все то, что сейчас делается в корпорации, все организационные и структурные изменения, — они все нацелены на это: бережливое производство, прозрачность бухгалтерии, управление активами, все IT-реформы, переход на единое казначейство и т. д.

— К каким показателям операционной прибыли вы стремитесь?

— Мы должны выходить на уровень EBITDA, близкий к 16–17%, что пока недостижимо. Некоторое количество времени, конечно, есть, но это зависит от того, как мы договоримся с нашим главным заказчиком — министерством обороны. Потому что есть ограничения в формуле цены, которая выглядит как 20+1, когда автоматически нас загоняют в формат прибыли в диапазоне 4–5%. И ничего с этим сделать нельзя, пока не поменяется подход.

— Может быть, вам нужна господдержка для финансирования текущей деятельности?

— Нет. Единственное, про что мы всегда говорим, — это процентная ставка. Вот если мы получим нормальную ставку, то все у нас будет хорошо.

— Какая ставка вам интересна?

— Ну, например, для длинных кредитов мы видим окупаемость в рублях на уровне 4,5–5%. Это наша желаемая цифра. Конечно, если будет ниже, то будет лучше. Нас зарегулировали со всех сторон: максимальную рентабельность нам ограничивает Минобороны, стоимость финансирования ограничивает Центральный банк, правила игры по ценообразованию снова ограничивает Минобороны.

— Ведете ли сейчас переговоры по получению кредитного финансирования?

— Ведем со всеми, всегда и постоянно. Вопрос — подо что. У нас есть большой кредитный портфель на выполнение госзаказов — около 230 млрд рублей при выручке 300 млрд рублей. При этом они все обеспечены госгарантиями и по сути возмещаются в полном объеме — и проценты, и тело кредита. Это схема финансирования госзаказа.

Если брать нашу коммерческую долговую нагрузку, то она не превышает 52 млрд руб. И, соответственно, долг к EBITDA равняется примерно единице. Для нас это открывает массу возможностей как интересного заемщика для банка, но дальше надо понимать, что если банки будут предлагать ставки 11–14% — это все очень хорошо для коротких денег и для компаний, у которых рентабельность покрывает такого рода процентную ставку. У нас это получается тяжелей.

— Глава Минпромторга Денис Мантуров недавно заявил, что министерство выступает за приватизацию от 25 до 49% ОСК и нужно искать либо портфельных, либо стратегических инвесторов. Ведет ли корпорация переговоры с кем-то? Кто может стать стратегическим и портфельным инвестором? Какой пакет, на ваш взгляд, был бы приоритетным для продажи?

— Нет. В этом году и в следующем мы никакие переговоры вести не будем, но мы активно к этому готовимся. Мы в этом году формируем аудиторскую отчетность, в том числе отчетность по международным стандартам, и для нас это шажочки, элементики подготовки к выходу на какое-либо приватизационное решение. Не хочу его описывать ни в схеме, ни в формате. Но в любом случае, если мы идем к частному инвестору, мы должны иметь транспарентную отчетность, мы должны иметь аудированную отчетность минимум за три года и предпочтительно по МСФО и набор оценочных действий, которые предшествуют такого рода либо частному размещению, либо на публичные рынки.

Но это вопрос, который за нас должен решить наш основной акционер. Сказать, что сейчас приватизация была бы актуальной, я не могу по той причине, что потенциал роста капитализации компании кратно занижен на сегодняшний день.

— Когда приватизация может быть реальной?

— Я думаю, что года через полтора-два мы сможем вернуться к этому.

— Какой пакет может быть реализован?

— Я не знаю и не хочу спекулировать на эту тему. Государство определит размер пакета. Принципиальный вопрос состоит в том, чтобы выбрать для этой приватизации правильный момент. Вы же наблюдаете, что происходит с «Совкомфлотом». Уж куда более внешне-акционерно-ориентированная компания, которая следит, что у нее происходит, как ее воспринимают, как к ней относятся на международном рынке капитала, но и здесь все говорят, что нужно найти правильный момент, потому что рынки все пошли вниз, а продавать на низкой капитализации зачем — такая корова нужна самому.

— В апреле вы говорили, что ОСК намерена выставить на продажу в этом году все непрофильные активы. Какая работа ведется в этом направлении? Какие из них сейчас в приоритете и какую сумму вы хотите за них выручить?

— Мы их активно продаем. В этом году мы уже избавились от миноритарной доли в Новороссийском судоремонтном заводе, обсуждаем и другие непрофильные активы.

— Какие?

— Очень разные — начиная от миноритарных долей в ряде компаний, заканчивая объектами недвижимости, которые находятся в категории непрофильных. Очень важно, чтобы мы согласовали общие подходы, потому что просто говорить о том, что все, где у нас меньше 25%, — это непрофильный актив и надо его продавать, неправильно. Например, у нас 25,4% в ЦКБ «Айсберг», и мы считаем, что для нас это стратегический актив, мы должны увеличивать в нем свою долю, поскольку это основной кладезь знаний в отношении строительства ледоколов. Как это можно признать непрофильным активом — я не понимаю. Нужно отходить от примитивных критериев в отчуждении непрофильных активов.

Отдельная история — это повышение уровня отдачи от активов: что-то находится в аренде, что-то находится в пользовании. Некоторые активы — и я не вижу здесь злого умысла — отдавали, например, пять лет назад по рыночным ценам, но не актуализировали все это время рынок. А сейчас посмотрели и увидели, что зарабатываем мало. Поэтому надо возвращаться, пересматривать, либо искать новых арендаторов, либо готовиться к продаже. При этом мы все равно должны использовать прямой и понятный подход, в котором net present value нашего действия будет выше. Если мы понимаем, что нам держать этот бизнес сейчас выгодней, значит, будем держать. Зачем резать курицу, которая несет золотые яйца?

— Что уже готовы реализовать сейчас?

— Мы подготовили положение, которое будет утверждено на правлении компании в ближайшее время, и после этого уже будем актуализировать работу по каждому из объектов, для того чтобы составить и определиться со списком действий, их очередностью и подходами. Нам предстоит еще говорить и с правительством, и с Росимуществом о том, что упрощенный подход к критериям нас может поставить в весьма щекотливую ситуацию.

— Какую сумму вы хотите выручить от продажи непрофильных активов?

— Без ложной скромности, мы видим потенциал заработков в диапазоне от 10 до 20 млрд рублей.

— Когда этот процесс может завершиться?

— Этот процесс никогда не завершится. А причина простая — мы все равно будем приобретать какие-то активы, будем заниматься реструктуризацией. Кроме того, могут быть приняты некие стратегические решения, при которых какие-то активы будут признаны непрофильными — не исключаю, все, может быть. Но исходя из каких-то общих посылов — это работа года на три, и за этот период мы надеемся выручить от 10 до 20 млрд рублей от продажи непрофильных активов.

— Как идет процесс импортозамещения в ОСК, в частности замещение украинских двигателей российскими?

— Процесс идет активно, но скорей не у нас, а на «Сатурне». Мы в этом смысле контрактодержатель, основной потребитель первых предсерийных и серийных образцов. Контракты были давно подписаны и все исполняются, мы их контролируем. Вызывает некоторую озабоченность медленный ход проекта в отношении двигателей, предназначенных для судов на воздушной подушке. Но это, по заверению наших коллег, временное явление, и они наверстают в течение ближайшего полугода. Для нас очень важно, чтобы мы приступили к строительству этих судов на нашем Хабаровском судостроительном заводе и автоматически разогнали кооперацию.

— Как планируете отлаживать работу с поставщиками?

— Мы пришли к выводу о необходимости формирования панели поставщиков — хотим сделать предконсультацию по всем основным переделам, чтобы собрать панель поставщиков, состоящую не менее чем из двух и не более чем из трех возможных поставщиков по каждому виду оборудования и услуг, для того чтобы их проверить, послав туда команду. Наша команда специалистов изучит состояние технологической дисциплины, качество, бережливое производство, инженерную поддержку, и после того, как сделаем аудит и поймем, что они не только заявляют в своих буклетах, но и имеют все эти системы и компетенции на месте, мы включаем их в панель поставщиков, после чего между одинаковыми по техническому уровню компаниями мы проводим основные переговоры. Иначе мы получаем абсолютно непонятных поставщиков, которые нас потом и подводят. Такие примеры есть.

Поэтому одного желания стать поставщиком ОСК недостаточно. Нужно убедить нас, что технологически и производственно компания готова к очень жесткой работе, в том числе и по исполнению госзаказа. А ведь зачастую очень многие компании этого не понимают — это мы сидим на горячей сковородке и подпрыгиваем на ней постоянно, а наши поставщики себя чувствуют свободно и дышат ровно. Эту вакханалию надо прекращать, и я искренне верю в то, что хвост не может вилять собакой до бесконечности. А ОСК в силу ряда причин была поставлена в такую ситуация достаточно давно.

— Сможет ли ОСК обеспечить необходимым флотом новый проект «Новатэка» «Арктик СПГ 2»? Ведутся ли уже переговоры с «Новатэком»?

— Потенциально, конечно, сможем. Но для этого нужны дополнительные инвестиции. В том числе и с этой целью на «Северной верфи» мы реализуем проект по расширению наших производственных возможностей с целью строительства судов габаритами 250х60 метров. С «Новатэком» мы находимся в постоянном контакте и исполняем для них несколько контрактов, в том числе по строительству арктических танкеров на нашей финской верфи. Я надеюсь на продолжающийся конструктивный диалог, в том числе и по их мурманскому проекту, который необходим для второй очереди, — здесь компания приняла решение самостоятельно заниматься укрупнением блоков и морскими операциями по выводу на точку. Но мы уверены, что сможем быть полезными, и об этом есть принципиальная общая договоренность по участию в изготовлении секций блоков для последующей сборки готового изделия. Надеюсь, что у нас будет такая возможность.

— Какие у ОСК планы по производству морских буровых платформ в связи с развитием шельфовых нефтегазовых проектов в ближайшем будущем?

— Планов громадье. Во-первых, наступает время средних ремонтов уже того, что мы построили, — и «Арктическая», и «Приразломная» в ближайшее время потребуют дополнительных вложений на приведение в техническое состояние, требуемое заказчиком. Но и кроме того мы, уже имея опыт строительства платформ на Каспии и на Северном море, более чем готовы к выполнению этих работ на основании имеющихся предварительных договоренностей и предварительных контрактов.

— О какой технике идет речь?

— Мы надеемся получить контракт на следующую очередь на Каспии для «Лукойла» и активно будем участвовать в подаче наших технических предложений для реализации проектов в северных морях и, возможно, на дальнем Востоке. При этом совершенно очевидно, что первый приоритет для нас — это гособоронзаказ, а уже дальше — развитие всех остальных инфраструктурных проектов.

— Есть ли планы по производству на «Звезде» судов и вспомогательного флота не только для российских компаний, но и для зарубежных? Есть ли уж интерес со стороны каких-либо компаний?

— Этот вопрос надо задавать «Роснефти», это не совсем к нам.

— Какие для вас сейчас приоритетные проекты в гражданском судостроении? Какие новые проекты разрабатываются?

— По «гражданке» строим очень большой объем судов, начиная от 60-мегаваттных ледоколов для «Росатома», 25-мегаваттных ледоколов, 16-мегаваттники достраиваем. Надеюсь, что с этого месяца возьмемся за достройку 7-мегаваттных спасателей на Амурском заводе. Мы активно будем достраивать «снабженцев» для «Газпрома». В рамках Восточного экономического форума показали президенту страны скоростное пассажирское судно А-45 для работы на реках. Впечатление хорошее.

Есть возможность делать пароходы для работы в двухсотмильной морской зоне. Строятся уже два таких судна, и, надеемся, будет заказ еще штук на пять.